Отгадайте: с весенним потеплением на Алтай каждый год возвращаются из жарких стран… ??? Нет, не птицы. Подскажу: речь идёт не об окружающей природе, а о социальном явлении. Сдаётесь?

В районе Ткацкого рынка, при входе под арку, снова сезонное оживление – здесь в Горно-Алтайске находится место, где продаются люди; словно из далёкого прошлого реанимировался ранневековый невольничный рынок – любой может подъехать и выбрать и купить себе работника, а то и целую бригаду. Правда сейчас это называется не «купить», а «нанять». И этих рабов не бьют плетьми и не заставляют делать «чёрную» работу силой – они приезжают в Горный Алтай добровольно: чтобы заработать немного денег для своих семей, оставшихся в Таджикистане или Азербайджане, в Узбекистане, Дагестане или Армении.

Я перечислил здесь регионы русскоговорящего бывшего Советского Союза не голословно - именно вольнонаемных представителей этих национальных территорий в разное время я подвозил в своём такси и беседовал с ними.

Причём некоторые представители Армении и Азербайджана признавались мне, что приехали в Республику Алтай не просто на заработки, но и для того чтобы избежать участи участия в войне за спорную территорию Нагорного Карабаха.

- Нам, простым людям, не нужна эта война, - говорил мне намедни ежегодно посещающий Горный Алтай пожилой азербайджанец. – Она нужна только политикам. А раньше некоторые азербайджанцы спокойно жили на армянской территории, как и многие армяне на азербайджанской. Да, тут даже за примером не нужно далеко ходить: у вас в Горно-Алтайске рынком «Весна» руководит армянин, который в Баку вырос. Так он по-азербайджански лучше меня разговаривает…

Я подъехал за тем бакинским трудягой и узнал, что с утра он даже и не планировал пользоваться услугами такси:

- Чтобы получить патент на работу в России, нужно ведь сначала собрать всякие медицинские справки. И я сегодня заранее вышел из дома, планируя не спеша добраться до кожвендиспансера на автобусе, но только, уже подходя к остановке, понял, что все документы оставил в квартире. Развернулся и на ходу стал звонить друзьям, чтобы они помогли мне сэкономить время (не подниматься на пятый этаж) и скинули бы папку с документами с балкона. А у самого ещё невзначай промелькнула мысль «А вдруг она упадёт на другой балкон?»

И документы на балкон этажом ниже действительно упали. Пришлось всё же бакинцу покорять пятый этаж, а мне - десять минут ждать пока с помощью… пары сланцев (пластиковых тапочек), обмотанных сетевым проводом удлинителя, гости из страны, находящийся от нас за пять тысяч (!) километров, не столкнули документы на землю, так как соседей из нижерасположенной квартиры дома не оказалось.

Конкретно этого азербайджанца, кстати, в военных действиях участвовать никто не заставлял (по его словам, он приехал, как и приезжает уже несколько лет подряд, потому что в Горно-Алтайске давно обосновался и живёт его друг). А вот житель Армении, перебравшийся на Алтай пару лет назад, говорил мне во время поездки, что причиной его дальней добровольной «командировки» стало упреждающее дезертирство от позорной межнациональной войны.

Однако вот что хочу отметить. Когда во время начала военных действий на Донбассе в Горно-Алтайске появились работники из восточной Украины, их никто не воспринимал, как гастербайтеров – уж слишком обычная и привычная у них для здешних широт внешность. А между тем я был свидетелем присутствия оных чужестранцев в нашем городе. А выяснилось оно так:

- Девятнадцать тридцать семь, - скороговоркой выпалил парень, усевшийся на заднее сиденье моей машины.

- Что? – не понял я.

- Девятнадцать тридцать семь, - повторил пассажир уже отчётливей, - Вы ведь такси?

- Да.

- Ну, так, давайте сверяйте мой номер и поехали!

- Сверять с чем?

- Девятнадцать тридцать семь, - вздохнув, принялся объяснять мне клиент, - это последние цифры моего номера телефона. Вы должны сверить его со своими данными, и, если номера совпадают, то, значит, я и есть именно ваш пассажир. Вы что ли в такси недавно работаете?

- В такси я работаю достаточно, но про такие сложности слышу впервые. Сами придумали? Вам же сообщили номер машины – вы и сверяйте, - ответил я.

- Странно, - удивился пассажир, - а у нас в Украине таксисты номера клиентов сверяют. А здесь по-другому?

- И каким же ветром тебя из Украины сюда занесло? – задал я встречный вопрос.

- Так у вас же град здесь был – машины побило. А мы бригадой по России ездим – удаляем вмятины на автомобилях без шпаклёвки и покраски…

Вот таким образом я и доанализировался, что гастербайтерами, по крайней мере визуально, у нас привычно считают лиц исключительно восточных национальностей – среднеазиатов и кавказцев...

Ой, а обозвал-то, практически как породы собак. Но слышали бы вы, как порой называют гастербайтеров пассажиры в моей машине: и «талибы» - это, пожалуй, наименее обидное определение из всех. А почему обзывают? Ну, во-первых, наши низкие вибрации и невысокий культурный уровень обычно требуют употребления в речи низких и грязных слов и проявления негативных эмоций. Во-вторых, некоторые местные жители не без оснований считают, что приезжие «наёмники» отбирают у местного населения работу.

- Вот почему дороги ремонтируют одни «чёрные»? – частенько негодуют мои пассажиры, глядя на тяп-ляпный ремонт наших многострадальных транспортных артерий, вен и капилляров. Или:

- Покупают у меня узбеки сайдинг, чтобы обшить дом одной женщине, - рассказывал мне однажды предприниматель, занимающийся в городе продажей стройматериалов и фасадно-кровельными работами, - а у этой женщины я тоже был, и стоимость обшивки ей обсчитывал, получилось – восемьдесят тысяч. У узбеков спрашиваю «за сколько договорились?» - отвечают «семьдесят пять». Спрашиваю «а крепления для сайдинга брать будете?», а они – «а там что, ещё и крепления нужны?». В-общем, оказалось, что с сайдингом они впервые столкнулись, но отказываться от работы у них не принято, предложили чуть дешевле, а там уж как получится…

То, что гастер-гастролёры берутся за любую работу, похоже, и определяет их выживаемость и обеспечивает стабильный спрос на их услуги. Даже чтобы вскопать огороды, некоторые горожане предпочитают не нанимать трактор или здешнего человека с культиватором, а сэкономить на более дешевом использовании физического труда «иностранцев».

Хотя лично мне странно и противоестественно считать их иностранцами. Воспитанный и выросший в многонациональном Советском Союзе, я с уважением отношусь к любой нации, а по поводу представителей ближнего зарубежья вообще по-прежнему питаю иллюзии, что это наши братские народы. Мы всё-таки жили в одной стране, ездили друг к другу в гости, впитывали соседские культуры и обычаи, вместе учились в школах и институтах.

Теперь нас разделяют государственные границы. Но прежнее использование общего русского языка до сих пор позволяет нам совершать и культурные, и торговые обмены; и позволяет русскоговорящим жителям соседних «независимых государств» приезжать в Россию, и в частности сюда, в Республику Алтай, на заработки.

И всё-таки меня не оставляет чувство, что что-то тут не так. Слишком уж противоестественно вписываются в окружающую действительность эти гости-работники (а именно так переводится с немецкого языка слово «гастербайтеры»): живут мужскими бригадами в тесненьких комнатах, питаются более чем скромно (лапша быстрого приготовления, хлеб, чай, дешёвые консервы). Если описывать свои точки соприкосновения с ними, то и они не радуют: если поздно ночью такая бригада вызывает такси, то в машине ещё несколько часов держится запах их пота и недельной немытости, а заказы чаще всего – за копейки - по колдобинам, да в гору, где набившиеся в автомобиль мужики снимают какой-нибудь маленький сарайчик...

Нет, я знаю, что основная масса местных жителей тоже живёт небогато, но гастербайтерское нищебродствование вызывает во мне устойчивое сожаление по поводу убогости и примитивности такой жизни – и веет от неё и духовной деградацией, и кастовой второсортностью.

Смотришь иногда на унылого гастербайтера, нехотя подметающего дорогу в светоотражающем оранжевом жилете, и думаешь, сколько же тебе,

несчастненький, платят за такую работу? Ведь гроши. Но потом заходишь в салон мобильной связи, чтобы оплатить услуги пользования смартфоном, и вдруг наблюдаешь жителей Средней Азии, отправляющих денежные переводы домой в сумме пятидесяти, семидесяти или ста тысяч рублей, и тогда уже впору задавать себе вопрос: а не позволяем ли мы себе лишнего, не стали ли мы безнадёжно развращены жизнью, если при гораздо больших тратах не можем позволить себе накопить такие суммы?

Однако, даже с учётом того, что подобная забота о ближних (а я имею в виду как раз работу за границей своей родины и щедрые денежные переводы чернорабочих при унизительных условиях своего существования), итак, хотя подобная забота о ближних всё-таки заслуживает несомненного уважения, я невооруженным глазом вижу определённую некрасивость гастербайтерской оккупации и дисгармоничность этого явления. И дисгармоничность становится тем заметнее, чем это явление становится массовее. А о том, что оно набирает массовость, говорит и тот факт, что в Горно-Алтайске недавно было сдано в эксплуатацию новое здание миграционной службы (в прежних кабинетах места для приёма притекающей рабочей силы было уже явно недостаточно).

Мне говорил один пассажир: чтобы мигрант мог оформить сегодня временное разрешение на работу и проживание в Республике Алтай, он должен заплатить в казну государства примерно десять тысяч рублей. Так что для государства гастербайтерство – это уже почти бизнес. И для того пассажира - пожилого инвалида, рано утром вызвавшего такси, чтобы съездить и временно прописать у себя гастербайтеров, это тоже бизнес, хотя и меньшего масштаба:

- Сдаю четыре койкоместа - по крайней мере на лекарства хватает, - резюмировал инвалид.

- Сколько? - спросил меня по окончании поездки таджик (но проживающий, как я узнал, в Узбекистане).

- Сто рублей, - ответил я.

- Я заплачУ, - торопливо протягивая мне сотню, поспешил расплатиться инвалид, и, обращаясь к таджику, добавил, – у вас поди и денег-то нет, а если и есть, то вам их сейчас важнее на оформление патентов потратить.

- Деньги есть, - успел вставить свои два слова узбек-таджик.

- Вам же ещё ездить анализы сдавать, справки собирать… Нет, давай-ка, я за такси заплачу, а вы мне за это огород вскопаете, - наконец- то озвучил свою выгоду арендодатель спальных мест.

Я взял деньги и понял, что таксисты тоже периодически зарабатывают на гастербайтерах. Всех заказов, связанных с приезжей рабсилой, и не упомнишь, но в памяти, например, осталось удивление, когда вызов на пять тридцать утра из Маймы на городскую площадь оказался поездкой группы узбеков в кожно-венерологический диспансер – они очень хотели попасть туда к шести утра, чтобы занять очередь для получения справок, и всю дорогу опасались, что будут триста пятьдесят пятыми, но, вплоть до

открытия диспансера в восемь часов, оставались единственными желающими туда проникнуть.

Случается, что гастеры заказывают такси на Разъезд в Майму, когда только приезжают в Горный Алтай на организуемом ими самими междугороднем автобусе. Одни приезжают, другие на этом же автобусе отправляются обратно в Среднюю Азию, и тоже вызывают такси до Разъезда, поскольку багаж у них, как правило, основательный.

А недавно посреди ночи я посадил в машину пожилого узбека, срочно пожелавшего прокатиться из города до майминского отделения полиции с возвратом обратно. Оказалось, что его недавно приехавших в Республику подопечных задержал наряд полиции - без патентов. Бывалый узбекский дядька съездил, показал полицейским какие-то бумаги, и молодых узбеков отпустили.

Так что полиция за порядком следит. Хотя гастербайтеры порядок вроде бы и не нарушают – держатся особняком, ходят обычно строго мужскими компаниями, ни к кому не пристают. Переночуют по тихому, и на работу.

Но откуда тогда, скажите мне, у отдельных жительниц города и Республики вдруг появляются дети от гастербайтеров? Просто лично знаю одну даму, родившую от гастербайтера и воспитывающую ребёнка без отца. И слышал от пассажиров, что по сёлам Горного Алтая уже бегает целое поколение ребятишек - вылитых таджиков и узбеков. И когда они всё успевают? – это я о гастербайтерах, конечно…

Но такова жизнь. И если мысли, чувства, эмоции, гормоны или хотя бы чувство голода, заставляют человека шевелиться, значит он ещё жив.

Но судьба – штука сложная, и может распорядиться даже так, что человек потеряет возможность жизни в физическом теле, несмотря на свои далеко сперспектированные планы. И случается, что эта аксиома касается и покинувших пенаты гастербайтеров. И на моей памяти таких случаев в Горно-Алтайске было два.

Однажды я срезал путь, скатившись с Колхозки на улицу Подгорную, но дорогу мне преградила глубокая траншея. Парочка наёмных чернорабочих, выбрасывавших из неё глину, могли одновременно служить и инструментами измерения глубины канавы – равной в аккурат среднему человеческому росту. Через несколько дней я забирал пассажира в том же районе города и на будущее решил узнать у клиента, закопали ли на соседней улице ту самую траншею.

- Закопали. Но прежде она сама закопала там человека.

- Это как же?

- Стенка траншеи рухнула и землекопа, находившегося в ней, завалило. Пока отрывали, он и задохнулся…

А про второй случай я узнал у гастербайтера, которого вёз в республиканскую больницу к больному товарищу: тому ампутировали обе ноги после того, как их придавило бетонной плитой. Это случилось при проведении работ по восстановлению «мебельного» моста после наводнения. И, как я слышал, ещё один гастербайтер тогда там всё-таки погиб.

В-общем, нелёгкое бремя выпадает порой на долю приезжих работников. Но довелось мне возить и местного человечка, который такую же цену (ампутация обеих конечностей) заплатил за работу вахтовым методом «на Севере». То есть, пока из-за границ региона рабочая сила в Горный Алтай притекает - а я как-то попутно подвозил ехавших на работу в Республику и жителей Алтайского края, и строителей из Новосибирской области, коих мы гастербайтерами тоже не называем, равно, как и казахов, во множестве здесь проживающих… Так вот, пока приезжий люд ищет и находит фронт работ в Республике Алтай, мы можем наблюдать вытеснение и отток местной рабочей силы в другие регионы страны.

Представителей Горного Алтая можно встретить сегодня во всей России: в Ханты-Мансийской автономии, в Сочи, Краснодаре и Анапе. Конечно же, в Москве. Мне говорили, что где-то на Печоре работает сто пятьдесят горно-алтайцев.

Урождённая алтайка, приехавшая в Горно-Алтайск в гости к подруге, проехала с ней в моей машине всего пару-тройку километров и спросила:

- Пятьсот рублей хватит?

Подруга заволновалась:

- Какие пятьсот рублей? Сто пятьдесят – максимум! – уж она-то знала таксистскую таксу до своего дома.

Я показал на счётчик – сто семнадцать.

- А у нас на Камчатке за такое расстояние пятьсот рублей бы взяли, - удивилась женщина, покинувшая землю своих предков несколько лет тому назад; удивилась и подала мне двести рублей.

А ещё, недавно же, получил пятьсот рублей от парня, объезжавшего на такси своих родственников и друзей после пары лет разлуки с ними по причине трудоустройства в «солнечном» Магадане. Возвращаться назад он, как я понял, уже не собирается: слишком разительна разница здешний и тамошней зарплат.

Вроде бы он даже говорил, что в Магадане уже организовано землячество выходцев из Горного Алтая – хотя наверняка не помню. Вот на Сахалине точно организовано - знаю поскольку «предводителя» (верней предводительницу) сахалинского землячества возил в своём такси. Примерно около тысячи человек из Горного Алтая обосновались, живут и работают на Сахалине, спасаясь там от нужды и кредитов, в которые неминуемо загоняет обычных людей сегодняшнее проживание в Республике.

Но пока горноалтайцы создают землячества на чужих территориях, восточные нации объединяются в диаспоры здесь, среди гор Алтая. На сию пору самая мощная диаспора в Горном Алтае, пожалуй, армянская. Она хорошо организована, имеет хорошие людские, финансовые и технические ресурсы, поддерживает связь с диаспорами соседних регионов и, может быть, даже с определёнными кругами на исторической родине. Во всяком случае, мне кажется, армянским мигрантам и гастербайтерам в Горно-Алтайске есть к кому обратиться за помощью.

Другое дело – местные жители: на память сразу приходит алтайский парнишка, ехавший в моём такси из аэропорта до города в предвкушении собственных радужных перспектив после завершения учёбы. Я расспросил его об ожиданиях жизни на родине, и он ответил:

- Да, надоело уже в Питере колбаситься – пора домой возвращаться. Окончил вот гидрометеорологический университет в Санкт-Петербурге: только одно такое заведение в стране, где можно получить высшее образование метеоролога, профессия редкая – устроюсь поди в метеослужбу. А если нет, то: параллельно с обучением, я в Питере в эМЧээСе работал – три года в спасательный группе, так что опыт есть, могу и в МЧС пойти…

Так получилось, что через месяц я снова вёз этого же парня в аэропорт:

- Возвращаешься в Питер?

- Конечно. Что здесь делать? В метеослужбу меня не взяли, сказали: нет вакансий. В МЧС тоже заявили, что у них очередь из кандидатов, и «своих» будут брать в первую очередь. В-общем, ни опыт, ни образование мои оказались здесь никому не нужны. Придётся возвращаться – тем более, что в Петербурге зарплаты намного выше горно-алтайских…

Да, местные жители уже давно претерпелись к отсутствию в Республике нормального рынка труда. Загнанные в условия самовыживания, они уже готовы, несмотря на вековые традиции связи с природой, которой они, в принципе, и должны сегодня учить всё население остального земного шара (причём за большие деньги - и жить безбедно)… Но нет – местные жители, нищие в своей основной массе, готовы уже сами спилить, срубить, сгубить все свои леса и продать их за незначительные деньги любому, да хотя бы и китайцам. А варварски оголтелый сбор кедровых шишек уже привёл к тому, что Природа отозвалась на людскую жадность и неблагодарность показательным неурожаем шишек, фруктов, ягод…

Можно предположить, что и варварство, и, например, браконьерство – это лишь производные нищеты и невоспитанности населения. С другой стороны, кто же доводит население до такого состояния, как не власть или система? Но я знаю, что есть и третья сторона медали, и это, если угодно, невидимые глазу воспламеняющиеся или гаснущие искры человеческой души, которая закаляется, воспитывается и проверяется на прочность, проходя сквозь жизненные испытания и трудности. И тут уже речь о том, выстоит Дух или сдастся, сломается. Порою кажется, что, и низводя людей в нищету, Жизнь просто проверяет «ху из ху» (то бишь «кто есть кто»).

Знакомый писателя Михаила Булгакова рассказывал, как однажды шёл с Михаилом Афанасьевичем на остановку трамвая, чтобы уехать на какую-то встречу, и тут к остановке подошёл трамвай – сам-то он ускорился, однако Булгаков, не меняя темпа, продолжал идти степенной походкой истинного денди: плащ, шляпа, трость. Трамвай уже убегал от остановки по отражающим солнце рельсам, когда Булгаков подошёл к товарищу.

- Ну, что же вы, Михаил Афанасьевич, не побежали? – спросил Булгакова его спутник. – Мы бы как раз на этот трамвай и успели бы.

- А я не собираюсь из-за какого-то трамвая терять своё человеческое достоинство, - ответил писатель. – А трамвай?! А трамвай - скоро придёт следующий…

Нам часто приходится ждать своего трамвая; ждать, куда нас выведет жизненная кривая. Меня, к примеру, она закинула на Алтай. Может быть для того, чтобы я принял здесь свою порцию испытаний, а может меня призвали и позвали сюда горные духи. Но на поверку и я в своей внешней ипостаси не так уж и далеко ушёл от гастербайтера – приезжий, работаю таксистом, и хотя душа иногда и просит большего, глобального, понимаю, что возможно я к этому ещё не готов, и продолжаю принимать те ситуации, которые подкидывает мне Жизнь: но при этом ежедневно даю себе зарок не терять своего человеческого достоинства.

Просто таксист